Анна Ибрагимова
Льюис, Толкин и битва за мир (в платяном шкафу)

Ну что же вы стоите? Не стесняйтесь, проходите в комнату. Вы правильно догадались, подходите к шкафу и открывайте дверцу, а теперь ныряйте туда! Пошуршите немного мягкими шубами, приготовьтесь выходить в... Оксфорд! Пусть на дворе будет зима и редкий английский снег ложится на мощеную улицу. Сейчас, должно быть, год этак 1939-й. Кстати, какой сегодня день? Если четверг, то отправляйтесь прямиком в квартиру Клайва Льюиса, а если вторник, то бегом в паб «Птичка с младенцем», что на бульваре Сент-Джайлз. Если заблудитесь, спросите фавна, он должен быть где-то у фонарного столба. Кто такой фавн? О, не переживайте, вы сразу его узнаете.
Нашли паб? Они должны сидеть в самой дальней комнате с камином. Кажется, из-за снегопада сегодня пришли не все, но многие тут. Видите компанию в твидовых пиджаках? Знакомьтесь, это Инклинги. Откуда такое странное название?

Так это шутки филологов. По-английски ink — чернила, но само слово образовано от существительного «мелькание», то есть обозначает что-то мелькнувшее или едва заметное. А еще это каламбур для избранных, конечно, потому что была такая древняя норманнская династия — Инглинги.

Почтенные мужи Оксфорда собираются здесь не просто выпить пива, а поговорить. В основном о литературе. Это круг единомышленников, которые зачитывают друг другу свои произведения, делятся размышлениями и свободно критикуют друг друга. Всё, конечно же, в исключительно дружеской манере, просто мебель сама собой летит в разные стороны. Но глядя на еще молодые лица этих людей, легко забыть, что многие из них прошли Первую мировую войну и были ранены.
Это мужчины того самого «потерянного поколения», которые собираются в пабе не чтобы утопить свои печали в хмеле, а чтобы создать новые миры. Не потому что их не устраивает реальный (хотя и тут не без этого), а потому что, будучи христианами, они мечтают о мире, полном христианской морали и добродетели. Ну и еще они настоящие гики своего времени.
Присаживайтесь за стол, закажите себе кружечку эля (закуски лучше не берите, они тут так себе) и начинайте слушать. Вон там с краю сидит Оуэн Барфилд, писатель и, как и полагается, филолог. Его приемная дочь Люси, которая любит заглядывать в платяные шкафы, не то что еще не знает о своем грядущем путешествии в Нарнию, а даже не родилась. Поближе к камину устроился Чарльз Уильямс, писатель и поэт. Бедняга Чарльз так и не получил высшего образования, а свою карьеру начал корректором в типографии Оксфордского университета. Он еще тоже не знает, что за свои многолетние заслуги получит почетную степень магистра искусств.

А вот и Джон Толкин с Клайвом Льюисом, которые как всегда ссорятся. Кто-нибудь вообще помнит, когда это началось? Они всегда были большими друзьями, да и сейчас дружат не меньше, просто перестали сходиться по важным вопросам. Два увлеченных своим делом профессора филологии познакомились в 1926 году. Знакомство Льюиса с Толкином изменило жизнь обоих.

Во-первых, каждый увидел в другом родственную душу. А во-вторых, именно Толкин заново привел Льюиса в христианство. Тот, правда, выбрал окольную дорогу. Толкин, воспитанный в католической семье, и не предполагал, что тот станет членом англиканской церкви. И так у этих двоих было всю жизнь. Они вроде соглашались друг с другом во многих основополагающих вещах, а потом раз, — и кто-то делал по-своему. Однако долгое время именно эти двое были первыми читателями и критиками друг друга.
Толкин помог Льюису обрести веру в Бога, а Льюис помог Толкину обрести веру в свой литературный талант. Толкин читал Льюису вслух отрывки из «Сильмариллиона», а тот слушал и давал советы — что само по себе подвиг. Среди советов была и рекомендация закончить книгу как можно скорее и отдать в печать, но тут снова коса нашла на камень — профессор Толкин отличался склонностью к долгой и скрупулезной работе. На одного только «Властелина Колец» у него ушло 18 лет, потому что продумать нужно было все: языки, движение луны на небе, карты и даже лексику в тексте. Многие читатели знают, что в романе неспроста не упоминаются слова «tobacco» и «potato»: они романского происхождения, а история требовала германских корней. Льюис же написал все «Хроники Нарнии» за 6 лет. Они-то и стали яблоком раздора между друзьями.
Толкин критиковал друга за отсутствие в «Хрониках Нарнии» четкой структуры, считал романы перегруженными несвязанными между собой мифологическими мотивами. Да и в целом полагал, что попытка Льюиса написать христианский сюжет для детей не увенчалась успехом.
Однажды, видимо, в ходе особо горячей ссоры, он даже назвал друга «популистским богословом». Льюис же отвечал, что детям нужны образы, а не детали. Все «Хроники Нарнии» родились от одного единственного образа фавна с зонтиком в заснеженном лесу. Ну, а дальше воображение писателя было уже не остановить.

Но, конечно, многие претензии Толкина были небезосновательны. Проблема с чтением «Хроник Нарнии» начинается уже при выборе первой книги. Признайтесь, вы тоже считаете, что первым романом цикла является «Лев, колдунья и платяной шкаф»? Оказывается, о сотворении Нарнии, появлении в ней колдуньи и происхождении платяного шкафа рассказывает предпоследняя книга цикла «Племянник чародея». Запутаться очень легко, ведь «Лев, колдунья и волшебный шкаф» действительно похожа на начало большой истории.

В первой по смыслу книге «Племянник чародея» очень хорошо прослеживается аллегоризм, за который так ругал друга Толкин, и который самому Льюису очень близок. Каждому взрослому читателю становится понятно, что сотворение Нарнии — это аллегория сотворения мира, а Аслан — это бог в образе льва. Хотя сам Льюис утверждал, что Аслан — никакая не аллегория, а лишь ответ на вопрос, как бог мог бы выглядеть в других мирах, если бы эти другие миры существовали. Недаром вся книга построена на идее, что есть разные миры, в которые можно перемещаться. Возникает вопрос, он филологией занимался или квантовой физикой?..
Впрочем, филологу тут тоже есть, где разгуляться. Образ Аслана — это переосмысление христианской идеи «образа и подобия». Ну а как еще мог бы выглядеть Бог в мире зверей? Не улиткой же он будет. А если серьезно, еще в Ветхом завете Иисус Христос назван Львом от колена Иудина.
Да и споры о том, что нужно или не нужно детям в книгах, в случае с «Хрониками Нарнии» тоже немного излишни. Льюис верил: грош цена той детской книге, которую не хотелось бы читать взрослым. Время показало, что писатель был абсолютно прав: среди взрослых поклонников Нарнии едва ли не больше, чем среди детей.

Белая колдунья, конечно, тоже не та Снежная королева, которой ее иногда пытаются представить. Ее история схожа с сюжетом «Королевы фей» Спенсера. Подобно Дуэссе Спенсера она пытается соблазнить сначала Дигори — яблоком, а потом Эдмунда — восточными сладостями. Так же, как и королева Спенсера — аллегория славы, она описывается не просто пугающей, но и невообразимо красивой. Есть сходство мотивов и с поэмой Мильтона «Потерянный рай». И там и там сотворение мира происходит с помощью песни. Кстати, этот же сюжет встречается в «Сильмариллионе» Толкина. И это только самые очевидные связи. Для исследователей литературы «Хроники Нарнии» всегда представляли большой интерес.

Но самое интересное в глубоком изучении творчества Льюиса — это не литературные отсылки, перемигивания с коллегами и аллегории для детей. Помните, что Инклинги собирались и создавали новые миры по образу и подобию того, как Бог сотворил наш?
Вот и Льюис сотворил свой собственный мир, или, если хотите, миф из того материала, который любил и которым искусно владел. Будет большим заблуждением называть «Хроники Нарнии» сказочкой о боге для детей. Все-таки Льюис был богословом, профессором и просто интеллектуалом, поэтому во всех своих произведениях и проповедях пытался донести идеи куда более глубокие и сложные, нежели пересказ Библии.
Ну что, согрелись? Как это ни грустно, но настало время прощаться. Если заблудитесь и не сможете найти дорогу обратно, спросите фавна, вы же с ним уже познакомились? Умоляю, только не идите к нему есть пироги, если пригласит! И не забудьте расплатиться за эль. А Клайв и Джон еще посидят немного у камина, поговорят о мирах. Возможно, и о нашем тоже.