Михаил: Любой человек, давно занимающийся продажей искусства, некоторые моменты начинает чувствовать интуитивно. И в данном случае, скажу вам честно, — просто повезло. Попал в точку. Коллекция была куплена на одном шведском аукционе более десяти лет назад и долгое время лежала «в столе». Вы знаете, как у писателей рукописи лежат «в столе», так и в галерее случается то же самое — руки не доходят.

Лидия: Я видела, как был представлен этот лот на аукционе — не очень внятное изображение трех диапозитивов. А Михаил Николаевич сразу понял, почувствовал, что это должно быть интересно — интересное время, непонятная технология и необычные кадры.

Михаил: Меня тогда очень удивил сотрудник аукциона, с которым мы хорошо общались. Он сказал: «Майк, ты купил лучший лот». Я подумал: «Почему?». Это очень частая практика – приобретать предметы на аукционе, не видя их вживую, так случилось и в этот раз, — я не видел коллекцию перед покупкой, а сотрудник аукциона мог внимательно изучить и оценить ее.

Лидия: На мой взгляд, 1900-1910е гг. недостаточно хорошо представлены как в искусстве, так и в фотографии, что делает коллекцию еще более интересной. Акценты уже смещены на чуть более поздние сроки — на время Первой Мировой войны, на революцию, и все, что происходило потом. А это совсем другая фотография, даже другое искусство.

Михаил: Ну, и очень важный момент — это оригинальные носители. Например, оригинала коллекции фотографий Прокудина-Горского, с фотографиями которого часто сравнивают диапозитивы Берггрена, нет в России: они после Второй Мировой войны были проданы его наследниками Библиотеке Конгресса США. А у нас в руках оказались настоящие артефакты, свидетельство того, что делал фотограф, что происходило вокруг, что было ему интересно.

Три года назад мы достали ящик с диапозитивами, начали их изучать и пришли к выводу, что необходимо делать выставку. Потому что материала такого уровня в России нет.

Однако, перед нами встала важная задача: найти автора снимков. Я не раз говорил, что делать выставку, не зная автора фотографий, неинтересно и неправильно — нужна какая-то история, понимание, что и кто за этим стоит.

Лидия: Постепенно у нас начала выстраиваться некая история, сужаться временные рамки событий, запечатлённых на слайдах. Поражала обширная география поездок фотографа.

Следующей задачей было понять технологию и то, по какой причине выбор автора пал на нее — почему позитивные, раскрашенные вручную изображения на стекле? Почему проекционная технология, когда в то время уже были другие способы создания фотографий, например, плёнка?

Лидия: Мы обратились к экспертам, чтобы разобраться как это происходило. В то время было как минимум три популярных способа создания диапозитивов. Как ни странно, эта технология в то время была не такой и редкой, но, с появлением более простых способов создания фотографии, она постепенно утрачивала свою популярность. Учитывая, что в то время уже существовал более лёгкий способ получения фотографического изображения, встаёт вопрос — зачем усложнять себе жизнь? На наш взгляд, дело было в цвете, в его присутствии на снимке, ведь плёнка давала только черно-белое изображение. Мы узнали, что для раскрашивания диапозитивов фотографы приобретали специальные наборы с красками, тонкими кистями. Также публиковались рекомендации, как всем этим пользоваться, существовали профессиональные журналы для непрофессиональных фотографов. К сожалению, из-за хрупкости стеклянного носителя, за счёт утомительного процесса создания диапозитивов, а возможно потому, что в нашей стране наступили тяжёлые времена, когда многое было обесценено и уничтожалось, мы практически не имеем этого наследия. Нам повезло, что Карл Элоф Берггрен вывез свою коллекцию из России.

Михаил: И что ее бережно сохранили в семье. Берггрен умер достаточно поздно, в 1969 году. Очевидно, что пока он был жив, коллекция хранилась у него, а судя по наклейкам на стеклах, сделанным значительно позже создания самих диапозитивов, он пытался каталогизировать свой архив. Только через много лет после смерти фотографа диапозитивы были выставлены на продажу.

Лидия: Мы общались с внуками Карла Элофа на протяжении всего периода подготовки к выставке, и нам показалось, что по-настоящему они оценили важность этого архива только после издания книги и открытия выставки. Диапозитивы для них были скорее семейной реликвией и памятью о близком человеке. К сожалению, из-за пандемии семья Берггрена не смогла присутствовать на открытии выставки, но, когда его внуки прочитали одноименную книгу, которая стала результатом труда целого ряда экспертов и в которую вошло все наследие фотографа, они искренне были рады тому, что коллекция вернулась в Россию — в ту страну, где она должна быть, и к тем людям, которые могут ее по достоинству оценить.

Лидия: Большинство людей, знающих Москву, уже видели на фотографиях не существующие ныне памятники и монастыри: Страстной, Чудов, и Вознесенский монастыри, Красные ворота, Сухареву башню. Но, например, есть диапозитив, на котором солдаты проходят через Театральную площадь, а на заднем плане виден «Ресторан И.Я. Тестова», который считался одним из лучших ресторанов русской кухни. Коллеги-историки говорят, что раньше он никогда не попадал в объективы фотографов. Есть среди экспонатов и уникальные съёмки народов Туркестана — в то время это была совершенно неизведанная территория. Деревенская жизнь — помните фотографию со свадьбой. Это же просто фантастика! И здесь возникает вопрос: как ему, шведу, пусть даже и прекрасно говорящему по-русски, позволили снять свадебный обряд? Всё-таки деревня — это абсолютно закрытое, очень суеверное общество, в которое чужаков не пускали. Мне кажется, что все в этой коллекции — открытие для человека XXI века.

Михаил: Вызывает интерес сама личность Карла Элофа Берггрена – незаурядного человека, обладавшего талантом художника, уникальной фотографической памятью, широким спектром знаний и интересов, и, что важно, уникальным чувством кадра. В силу своей профессии – он был офицером Генерального штаба – Берггрен тратил много времени, чтобы во всем разобраться, вникнуть, и это приносило ему удовольствие.

Лидия: В оформлении выставки мы отталкивались от времени, географии и технологии создания экспонатов. Диапозитивы — это, конечно, часть фотографической технологии, но это ещё и проекционная технология. А что главное в проекции? Луч. Давайте вернёмся на сто лет назад — в эпоху аппарата «волшебный фонарь», с помощью которого слайды проецируются на стену, — он волшебный во всех смыслах этого слова! На нашей выставке луч света оживляет оригинальные диапозитивы, которые лежат в световых столах, он же выхватывает из темноты фотографии, расположенные на стене. Также мы создали имитацию процесса демонстрации слайдов. Мы старались воссоздать эту магию цвета и света, которая поражала людей 100 лет назад.

Михаил: Магию внезапно появляющегося изображения, изображения из ниоткуда.

Выбор Музея архитектуры им. А.В. Щусева был для нас очевиден. На мой взгляд, это один из самых интересных музеев, который открыт для нового, которому важен проект, который всегда ищет что-то необычное и интересное, готов к диалогу и совместной работе. Аптекарский приказ — это чудесное здание XVII века, и нам очень приятно было работать с его пространством: в этом зале снимки смотрятся очень органично и естественно. Мы очень благодарны директору МУАР Елизавете Станиславне Лихачёвой.

Лидия: Есть два-три снимка из Константинополя – прекрасный вид города и Румельской крепости, залив Золотой рог с рыбаками, —по большому счёту, это всё.

Михаил: Мы выставили 96 диапозитивов и 70 фотографий. Некоторые фотографии повторяют диапозитивы, другие нет, большая часть снимков вошла в «проекцию». Если бы мы пытались в одно пространство поместить всю коллекцию, не было бы эффекта, которого мы добились. Информация должна быть дозированной. Выставка – это особое мероприятие, здесь важно не переборщить с материалом…

Лидия: Как я сказала, мы обратились к профессионалам, чтобы прежде всего понять технологию, даты съемки и авторство. У наших экспертов было предположение, что фотограф был русским — это действительно могло быть так, учитывая глубокое знание Москвы и России в целом. Но Михаил Николаевич был уверен, что он европеец. Не знаю почему, опять интуиция, наверное. Мы начали писать на аукцион, чтобы понять, кто был продавцом комплекса диапозитивов. Учитывая, что аукционы очень строги в вопросах конфиденциальности, только через полгода, после бесчисленных писем нам дали контакт продавца, оказавшегося внуком нашего фотографа. Теперь у нас было самое главное – имя! Потом мы отсылали запросы в архивы в Швеции, помогала и семья фотографа, к тому же, мы обратились к экспертам, специализирующимся на шведской военной тематике, на миссии Красного креста в России и т.д. Это и правда была детективная история — у нас в руках была тонкая ниточка от огромного клубка, и мы сами не понимали, как его размотать. Мне и сейчас кажется, что мы еще в самом начале…

Михаил: Да, я думаю, мы не до конца сложили этот паззл — есть определённые моменты, которые нам непонятны. После открытия выставки мы встретили много людей, проявляющих профессиональную заинтересованность — например, историков, изучающих восточную архитектуру, которые помогают нам открывать ранее неизвестные детали.

Лидия: Коллекция уже в музейном пространстве: она опубликована, изучена. Сейчас понятна технология, понятно авторство. На данном этапе ключевое то, что мы дали к ней доступ широкой публике. Нам, как кураторам, хотелось, чтобы зрители взглянули на этот короткий промежуток времени глазами фантастически талантливого человека с помощью интересной, но забытой технологии.