КОРНЕЛЛ ВУЛРИЧ:
пишущий во мраке
пишущий во мраке
Об авторе статьи
Баязид Рзаев — публицист, литературовед и популяризатор жанра «нуар» в России.
Считает, что в нашей стране он незаслуженно забыт, хотя пресловутая «русская тоска» — идеальная для него почва. Увлекся предметом после после фильмов «Спаун»(реж. Марк А. З. Диппе, 1997) и «Бэтмен» (реж. Тим Бёртон, 1989). Уже много лет работает над изучением «нуара», опираясь на работы Отто Пензлера (одного из авторитетных современных критиков нуара и мистики), труды Фрэнка Кратника, Томаса Рензи и материалы сайта academia. edu.
«Иногда мне кажется, что мечта изменяет мне, отчего появляется праздная апатия. А после возвращения мотивации я корю себя за бездействие»
Вместо вступления
Эта небольшая статья — попытка напомнить дорогим читателям (причём не только нуара) об одном несправедливо забытом гении, декаденте и творце мрака. В ней также содержится скрытый намёк отечественным издателям, которые частят с Хэмметом, Чандлером и другими отцами крутого детектива, забывая о нуаре — декадансе ХХ века и культурно-философском феномене, влияние которого ощущается во всех областях искусства и поныне.
К великому сожалению, современный отечественный издательский рынок притеснил столь замечательного и самобытного писателя, как Корнелл Вулрич. Если вы сегодня спросите среднестатистического любителя криминальной и мистической литературы, знаком ли он с этим автором, ответ, скорее всего, будет отрицательным. Литературного Вулрича помнят немногие, но практически все знакомы с воплощением его произведений на экране. Возьмите фильм Альфреда Хичкока «Окно во двор» (1954) — это очень ценная для Голливуда картина, о которой не слышали разве что люди, совершенно далекие от классического кинематографа.
А между тем, снят он по рассказу Вулрича «Наверняка это было убийство» (1942). И хотя Хичкок придал комедийно-мелодраматический флер мрачному, клаустрофобическому, наполненному саспенсом повествованию, его фильм признан Американским институтом киноискусства одним из величайших детективов и триллеров в истории. Кстати говоря, эта экранизация Хичкока — далеко не единственный случай обращения кинематографистов к рассказу «Наверняка это было убийство». Существует даже советский фильм 1991 года «Окно напротив» (в других вариантах «Попугай для сыщика»).
Или вспомним режиссёров из Франции, родины термина «нуар». Например, того же Франсуа Трюффо с его кинокартиной «Невеста была в чёрном» (La Mariée était En Noir 1967), снятой по одноименному роману. В послужном списке Трюффо также выделяется «Сирена с «Миссисипи» (по роману Вулрича «Вальс в Темноту»), где перед зрителями предстают ярчайшие звёзды старого французского кинематографа: Катрин Денёв и Жан-Поль Бельмондо. К роману «Вальс в темноту» также обращается режиссер Майкл Кристофер — в 2001 году по мотивам этого романа вышел фильм «Соблазн». В главных ролях были звёзды не меньшей величины: Анджелина Джоли и Антонио Бандерос. Существует ещё много других адаптаций Вулрича, перечисление которых возможно только в скучном справочном формате. Мысль и без того ясна: матёрые знатоки криминальной прозы, а также кинематографисты хорошо знакомы с творчеством Вулрича. Моя задача — расширить этот круг посвященных.
“
При написании статьи я отталкивался от работ Отто Пензлера — издателя, редактора и одного из авторитетнейших исследователей нуара; Фрэнсиса Невиса-младшего и его биографической книги «Корнелл Вулрич: сначала ты мечтаешь, потом ты умираешь» (название, кстати, восходит к незаконченному роману Вулрича); что-то черпал из вступительных статей к сборникам Вулрича (например к первому тому «An Obsession with Death and Dying») и статей Эдди Даггана, доцента Университета Саффолка. И пусть дорогие читатели не спешат винить меня в использовании кликбейтного названия одной из работ последнего (речь идёт о статье «Корнелл Вулрич: Письмо в темноте»). На самом деле это отсылка к Лавкрафту, которого, наравне с Вулричем, называли Эдгаром По ХХ века и который соприкасается в некоторых идеях и настроениях с Вулричем.
ИТАК, МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ ВО ТЬМУ.
ИТАК, МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ ВО ТЬМУ.
Биография
Кем же был в реальной жизни Корнелл Вулрич — поэт теней и ведущий архитектор нуара?
К сожалению, существует не так много фотографий Вулрича в приемлемом качестве. Google выдаёт два-три снимка низкого разрешения, причем нередко за худощавого и болезненного Вулрича выдаётся упитанный Гудис. Подобными ошибками грешат и крупные издательства. Например, в сборнике «Криминальное чтиво и не только Американский детектив первой половины XX века» от издательства «Корпус» под именем «Корнелл Вулрич» опять напечатан портрет Гудиса. Невис, биограф Вулрича, полагает, что Стив Фишер, современник Вулрича, составил
его словесный портрет в одной из глав своего романа «Я просыпаюсь с криком»:
«У него были рыжие волосы, тонкая бледная кожа, рыжеватые брови и голубые зрачки. Он выглядел чахоточно безжизненным. Походил на покойника. Одежда смотрелась на нём странно… Он был хил, с застывшей на сером лице зловещей гримасой. Он обладал жутким чувством юмора. Гнусавость в голосе создавала ощущение, словно он плачет. Возможно, он страдал туберкулезом… он выглядел так, будто еле держался на ветру» Зовут персонажа, кстати, Корнелл.
«У него были рыжие волосы, тонкая бледная кожа, рыжеватые брови и голубые зрачки. Он выглядел чахоточно безжизненным. Походил на покойника. Одежда смотрелась на нём странно… Он был хил, с застывшей на сером лице зловещей гримасой. Он обладал жутким чувством юмора. Гнусавость в голосе создавала ощущение, словно он плачет. Возможно, он страдал туберкулезом… он выглядел так, будто еле держался на ветру» Зовут персонажа, кстати, Корнелл.
Нью-Йорк 1900-х
Корнелл «Джордж Хопли» Вулрич родился в Нью-Йорке в 1903 году. Его родители развелись несколько лет спустя. Большую часть детства Вулрич провёл в путешествиях по Южной Америке со своим отцом, инженером-строителем. Во время мексиканских революций, предшествовавших Первой мировой войне, он коллекционировал стреляные гильзы. Прекрасное хобби и предвестье его дальнейшей карьеры, вы не находите? Гильза — символ опустошения, приходящего после смерти.
Вулрич всё детство разрывался между родителями. Он коротал учебный год у матери в Нью-Йорке, а на каникулах много путешествовал с отцом. И, разумеется, такие перебежки не могли не сказаться на психике писателя. Согласно его биографу, Фрэнсису М. Невису-младшему (прошу запомнить это имя, поскольку мы к нему ещё не раз вернемся), годы становления Вулрича — столь важные для любого человека — были преисполнены тревогой и несчастиями.
“
В начале 1920-ых годов Вулрич поступил в Нью-Йоркский Колумбийский колледж. Одним из его сокурсников был сам Жак Барзен — впоследствии известный американский историк культуры, публицист. Вместе с Вулричем они посещали курсы писательского мастерства у Гаррисона Росса Стивса; на его счету, кстати, есть запоминающийся криминальный роман «Спокойной ночи, Шериф», (1941). Барзен описывал Вулрича застенчивым, самонадеянным, питающим явный интерес к литературе. Он замечал также, что в поведении Вулрича уже тогда ощущалось влияние деспотичной матери.
Для Вулрича учёба была безотрадной, он посещал занятия, что называется, на автопилоте. 1925 год должен был стать для него выпускным, но целая цепочка событий привела к тому, что Вулрич покинул колледж раньше намеченного срока.
Началось все с отправившего его на несколько недель в постель недуга. Всему виной старая брезентовая кроссовка на мягкой подошве. Она натерла Корнеллу пятку до крови, началась инфекция, доктора рекомендовали держать ногу на весу около шести недель. Такова версия Невиса, биографа Вулрича. Сам писатель в своей незаконченной автобиографии назвал причиной постельного режима желтуху, а не инфекцию пятки.
Этот этап жизни для него был похож на заточение главного героя рассказа «Окно во двор», который в одной из редакций этой истории (скорее всего посмертной) не мог передвигаться из-за гангренозной стопы. Но именно в этот период, как ни странно, Вулрич сделал первый шаг в мир литературы — он выпустил свой первый, вдохновленный Фицджеральдом роман «Плата за вход» («Cover Charge»), который был опубликован в 1926 году издательством «Boni & Liveright». Молодой Вулрич понимал, что главным препятствием на пути к карьере писателя является его учёба, поэтому добровольно покинул Колумбийский колледж, чтобы посвятить себя литературному мастерству.
“
В следующем году второй роман эпохи джаза «Дети Ритца» («Children of the Ritz») получил первое место и премию в размере десяти тысяч долларов в конкурсе, проведенном совместно издательством «College Humor» и фирмой «First National Pictures». Благодаря ему Вулрича пригласили на работу в Голливуд в качестве сценариста.
В 1928 году Вулрич переезжает в Голливуд и приступает к работе по контракту с «First National Pictures» над сценарием «Детей Ритца». Но как бы ни корпел молодой Вулрич на приисках Голливудского кинематографа, он так и не увидел своего настоящего имени в титрах. Однако среди авторов диалогов и заглавий, работавших в то время в «First National Pictures», числился джентльмен по имени Уильям Айриш. Его имя фигурирует в титрах трех фильмов «First National Pictures» 1928—29 годов, снятых режиссером Бенджамином Кристенсеном: «Дом с привидениями» («Haunted House»), «Семь следов Сатаны» («Seven Footprints to Satan») и «Дом ужасов» («House of Horror»). Возможно, этим джентльменом и был Вулрич, ведь в 1940—ых годах он опубликовал четыре романа и десятки рассказов под псевдонимом «Уильям Айриш».
Скрин из фильма о детях Ритца
В Голливуде Вулрич также женился, но этот брак просуществовал недолго. С обстоятельствами этой стороны его жизни рекомендуем ознакомиться в подкасте «Живущие в вечности».
С разрывом отношений Вулрич возвращается в Нью-Йорк к своей матери, с которой он будет ютиться в комнатушках старых отелей в течение следующих двадцати пяти лет жизни. Позднее неудачный брак был расторгнут официально.
С мамой
Потерпев фиаско в попытке обосноваться в Голливуде, Вулрич решает продолжить писательскую карьеру. В это время он публикует еще четыре романа: «Таймс Сквер» («Times Square», 1929), частично автобиографическое «Сердце молодого человека» («A Young Man's Heart», 1930), «Время ее жизни» («The Time of Her Life», 1931) и «Манхэттенская песня о любви» («Manhattan Love Song», 1932). В них по-прежнему ощущалось неприкрытое подражание Ф. Скотт Фицжеральду (который до конца оставался одним из литературных фаворитов Вулрича), в то же время, в них присутствовали истинно вулричианские приёмы: лейтмотив любви, поэтическое звучание прозы. «Блейр услышал щелчок включаемого электрического фонаря, и веки его учащенно моргающих глаз слегка побагровели» — так начинается «Сердце молодого человека». Обратите внимание на высокий уровень аллитерации и смешение лексики разных стилей. Вулрич буквально поэтически смакует каждое слово.
Помимо шести романов, в период 1926 и 1932 годами Вулрич опубликовал несколько коротких рассказов, две статьи, а также выпустил серийную публикацию в таких журналах как «College Humor», «College Life», «Illustrated Love», «McClure's» и «Smart Set». Столь пёстрый литературный опыт «эпохи джаза» за спиной, где темы вертелись вокруг фортелей на вечеринках и хлыщеватых сливок американского общества, оказался существенной препоной и тяжкой обузой на пути к образу «серьезного писателя».
Под веяниями времени романы «эпохи джаза» утратили свою притягательность — ревущие двадцатые сменились депрессивными и кризисными тридцатыми. Возможно, поэтому Вулрич не смог найти издателя для своего седьмого романа «Я люблю тебя, Париж» и просто отправил в мусорное ведро машинописный текст, — а с ним и старого себя. Однако интересно и то, что под конец жизни Вулрич на полном серьёзе утверждал, будто некий ушлый голливудский делец все-таки прочел рукопись, прикарманил сюжет и продал его для сценария к фильму. Притом вспомнить подразумеваемый фильм Вулрич так и не смог. Невис полагал, что он скорее всего имел в виду «Болеро» (студия "Paramount", режиссер Уэсли Рагглз, в главных ролях Кэрол Ломбард и Джордж Рафт).
В титрах кинокартины в качестве сценариста был указал Хорас Джексон, а сама картина является экранизацией произведения Кэри Уилсона и Кубека Глазмона. Насколько оправданными были подозрения Вулрича, судить мы не можем: роман был уничтожен. А про свои свои тексты, написанные до середины тридцатых годов, Вулрич отзывался не очень лестно до конца своих дней. «Было бы намного лучше, будь все мои прежние работы написаны невидимыми чернилами, а у меня не было бы реактива для их проявления», — так он прокомментировал их в своей автобиографии «Печаль всей моей жизни» (опубликована посмертно в 1991 году, в другом переводе «Блюз длиною в жизнь»).
Итак, после безуспешных поисков издателя роман «Я люблю тебя, Париж» отправляется в мусорное ведро, а его автор ищет нового себя. И здесь так и напрашивается эпическое продолжение с рассказами о метемпсихозе — появлении нового Вулрича: мрачного, пугающего, параноидального, такого, каким он известен мировой культуре. Однако был ли метемпсихоз? С одной стороны, да, тёмная реинкарнация Вулрича, идеально совпадающая с эпохой, тут же нашла пристанище — Pulp-культура предоставила голливудскому изгою и неудачливому писателю благодатную почву для его лихо закрученных трагедий случайностей, жестоких совпадений и обреченных игр с судьбой. Но с другой, характерный вулрический стиль ощущается с первого абзаца его первого романа «Плата за вход».
“
Прочувствуйте этот отравленный импрессионизм: «Тускнели настенные светильники, и над оранжевым блюдцем бездыханно повис в воздухе лазурный карандаш, окутанный дымом тлевшей сигареты». Я склонен полагать, что в Вулриче изначально крылось некое зло, тревога и отчаяние, которых просто приглушали ревущие двадцатые — эпоха вынуждала молодого писателя мимикрировать под свой по-напускному роскошный антураж.
К концу 1939 года его имя и псевдонимы Уильям Айриш и Джордж Хопли стали обычным явлением на обложках всех высококачественных pulp-журналов вроде «Argosy», «Black Mask», «Detective Fiction Weekly», «Dime Detective». В тоже время это имя нередко красовалось в оглавлениях низкосортных дешевых журналов, таких как «Black Book Detective» и «Thrilling Mystery». Некоторые его рассказы появлялись в журнале «Whit Burnett's Story». Подробнее об этом мы поговорим в разделе «Творчество». В этот период жизни Вулрич, по словам американского писателя Ли Сервера,
«был нищим, отчаявшимся аутсайдером, живущим со своей матерью в отеле «Марсель» на углу 103—й улицы и Бродвея». А Фрэнк Грубер в своих мемуарах «The Pulp Jungle» даёт косвенное представление о жизни Корнелла Вулрича и о пожиравших его сущностях. Это запредельный интроверт, переступающий за порог дома только в случае крайней необходимости., Вся его жизнь во внешнем мире подчинена властной фигуре Клэр Аттали Вулрич, а личная жизнь и работы отражают мучительное и ужасное давление и разочарование, которое душило его всю жизнь.
И хотя, вопреки уверениям Сервера, писательство приносило Вулричу довольно ощутимый достаток, он кочевал с матерью между несколькими захудалыми гостиничными номерами, среди которых был и уже упомянутый апарт-отель «Марсель» в Гарлеме. Практически везде его окружало не самое приятное общество — грабители, путаны, сутенёры и другие представители дна — которое, конечно же, перекочевало из реального окружения на страницы книг писателя.
“
В своей автобиографии Вулрич писал: «У меня было ощущение западни, сродни ощущениям убогого насекомого, которое поместили в опрокинутый стакан, и оно всё пытается вскарабкаться по стенкам, но не может, и не может, и не может». В столь простой метафоризации своего мироощущения Вулрич прекрасно изобразил аспид отчаяния, который душит всех персонажей его романов и рассказов, о чём упоминает Фрэнк Кратник, говоря, что «работы Вулрича содержат тяжёлые отрывки мазохистского бреда».
Хотя Вулрич и прожил несчастливую жизнь, он всё же снискал награду, пусть даже чисто финансовую. Плодовитое писательство приносило приличные деньги — это и гонорары от продажи книг в мягкой обложке, и многочисленные отчисления за переиздание, и прибыль от экранизаций и адаптаций для радио его романов и рассказов. И, тем не менее, Вулрич всё так же скитался от одного убогого гостиничного номера к другому.
Смерть матери в 1957 году нанесла Вулричу сокрушительный удар. Для без того измученного депрессией и алкоголизмом писателя наступил полный жизненный упадок. Хотя он и переехал из ветхого Гарлемского отеля «Марсель» в более престижную комнату в отеле «Франкония», что рядом с Центральным парком, а затем в отель «Шератон-Рассел» на Парк-авеню, но не изменял привычке к затворничеству. Он потерял связь с теми и без того немногочисленными знакомыми, которые у него когда-либо были. К ним относились коллеги-писатели Майкл Аваллоне и Роберт Л. Фиш, его редакторы Фредерик Данней
Смерть матери в 1957 году нанесла Вулричу сокрушительный удар. Для без того измученного депрессией и алкоголизмом писателя наступил полный жизненный упадок. Хотя он и переехал из ветхого Гарлемского отеля «Марсель» в более престижную комнату в отеле «Франкония», что рядом с Центральным парком, а затем в отель «Шератон-Рассел» на Парк-авеню, но не изменял привычке к затворничеству. Он потерял связь с теми и без того немногочисленными знакомыми, которые у него когда-либо были. К ним относились коллеги-писатели Майкл Аваллоне и Роберт Л. Фиш, его редакторы Фредерик Данней
и Ханс Стефан Сантессон, один академик (профессор Дональд А. Йейтс из Мичиганского университета) и несколько деловых партнеров. Кроме них у Вулрича больше никого не осталось. Он никогда не верил в Бога; всю свою жизнь стремился верить в любовь, но эту веру тоже утратил; в последние годы жизни он уже не верил даже собственное существование. Иногда Вулрич приходил на вечеринку с бутылкой дешевого вина в бумажном пакете и весь вечер стоял один в углу. Стоило кому-то из посетителей приблизиться к нему с тем, чтобы представиться и высказать свое восхищение его работами, он ворчливо бормотал в ответ: «Вы же не всерьез» — и уходил в другой угол. Немногочисленные новые рассказы то и дело появлялись в «Ellery Queen's Mystery Magazine» или «Saint Mystery Magazine». Преданные поклонники писателя с нетерпением ждали и обсуждали каждый из них. Однако среди этих текстов не было ни одного, который мог бы сравниться по силе с великими романами и повестями тридцатых и сороковых годов с их агоническим, горестным, печальным и самопрезрительным наполнением.
Теперь, в свои шестьдесят с лишним лет, с ослабленным зрением, одинокий, психологически измученный чувством вины за свою гомосексуальность, удушенный алкоголизмом, неуверенностью в себе и диабетом в придачу, Вулрич подавил любые позывы жизнелюбия: он пренебрегал собой до такой степени, что позволил инфекции стопы перерасти в гангрену. В начале 1968 года это привело к ампутации ноги. Должно быть, он собирался умереть, поскольку поведал историю своей жизни священнику при больнице и сказал, что хочет вернуться к католической церкви, по канонам которой был крещен. Было ли это истинным обращением к вере или последствием страха и испуга, неясно; те, кто знал его лучше всего, похоже, не отмечали никаких изменений в его убеждениях после того, как писатель покинул больницу.
После ампутации и обращения в католичество Вулрич вернулся в отель «Шератон-Рассел», прикованный к инвалидному креслу. Когда сотрудники отеля выкатывали его коляску в вестибюль полюбоваться на проезжающие мимо машины, сморщенный, прикованный к инвалидному креслу старик превращался в своего рода мрачную, отравленную, ненавидящую себя версию персонажа, которого играл Джеймс Стюарт в «Окне во двор» Хичкока.
“
Корнелл Вулрич умер от инсульта несколько месяцев спустя, 25 сентября 1968 года, не оставив наследников.
История Вулрича — это рондо вокруг эдиповского мотива стопы — карьера писателя, которая, по-видимому, началась с периода больничного заточения из-за инфекции на ноге, заканчивается ампутацией и глубоким фрейдистским резонансом, порождённым этой же ампутацией.
Корнелл Вулрич пережил свою мать всего на десять лет и скончался в сентябре 1968 года, вскоре после выхода фильма Трюффо «Невеста в черном», который он, по-видимому, оценить не смог. Богатство, накопленное Вулричем при жизни — а это почти миллион долларов — было использовано вместе с его посмертными гонорарами для создания стипендиального фонда Колумбийского университета. Но знаете, дорогие читатели, в чём ирония? Сам фонд присуждает не стипендию имени Корнелла Вулрича, как можно было бы подумать. На самом деле, это стипендиальный фонд имени Клэр Вулрич — матери писателя. А её Корнелл Вулрич нежно любил и столь же резко презирал. Такие дела, как говорил Курт Воннегут.
Корнелл Вулрич пережил свою мать всего на десять лет и скончался в сентябре 1968 года, вскоре после выхода фильма Трюффо «Невеста в черном», который он, по-видимому, оценить не смог. Богатство, накопленное Вулричем при жизни — а это почти миллион долларов — было использовано вместе с его посмертными гонорарами для создания стипендиального фонда Колумбийского университета. Но знаете, дорогие читатели, в чём ирония? Сам фонд присуждает не стипендию имени Корнелла Вулрича, как можно было бы подумать. На самом деле, это стипендиальный фонд имени Клэр Вулрич — матери писателя. А её Корнелл Вулрич нежно любил и столь же резко презирал. Такие дела, как говорил Курт Воннегут.
