Мы познакомились с Андреем пять лет назад, когда я организовывала его концерты в Самаре. Мне было 17 лет, и это были мои первые концерты в роли организатора. Тогда никто из нас не знал, что в сумасшедшем и далеком августе 2020 года Андрей будет выпускать вторую книгу громких «Живых поэтов», а я буду ждать его на интервью уже в Москве, на Бульваре Рокоссовского.

Это интервью было похоже на беседу старых друзей: мы говорили об ощущениях, «Заметках на капоте» и предстоящем релизе «Живых поэтов».

Привет! Знаем, что только что закончилось твое поэтическое путешествие по России. Какие вообще впечатления сейчас, после возвращения?

Впечатление, как будто бы я посмотрел какой-то очень яркий фильм с очень высокой плотностью кадра. Как будто бы… хотя здесь «как будто бы» не подходит. Действительно, за 22 дня перед нашими глазами пробежала вся Россия. И единственное впечатление, которое осталось в конце, кроме такой пустоты, которую я еще не отрефлексировал, не осознал, – это то, насколько прекрасна, немыслимо огромна и контрастна страна, в которой мы живем. Естественно, я говорю все это без социальных и исторических контекстов. Я говорю это без политики. В первую очередь, все это — о разнообразии ландшафтов, людей, культур. И весь этот огромный объем всего получилось за очень короткий срок пропустить через себя.

Расскажи, пожалуйста, больше о «Заметках на капоте». Что вдохновило на проект?

Началось все, наверное, так: года три назад я получил права и мне в голову пришла идея – если у меня будет машина, это должна быть машина с историей. Я же, в первую очередь, пишу, а писателю нужно создавать историю. Мне не хотелось просто покупать машину. Тогда я подумал, что самая классная история, которая может быть при покупке автомобиля, это когда автомобиль, купленный черт знает где, перегнан туда, где ты живешь. Мне кажется, это такой устойчивый фразеологизм – «перегнать машину из Владивостока». Некая словесная константа, проторенное автомобильное путешествие. Я решил, что, если у меня будет машина, то она должна быть куплена и привезена из Владивостока. Идея пролежала на полке несколько лет, а после одного несчастного случая я перестал водить. Тогда на Кипре, в горах, у арендованной машины отказали тормоза на горном серпантине. В этот момент в салоне находилась моя девушка и мой лучший друг, и мы дружно влетели в отбойник (слава богу, он там был), а после этого еще 60 км ехали по серпантину с полуработающими тормозами. С тех пор мне страшно садиться за руль. Поэтому идея покупки своего автомобиля на некоторое время пропала, но случился новый виток в этой истории, который дал ей жизнь. Дело было так. У меня есть еще один лучший друг (мне очень повезло, их у меня два), его зовут Паша Чепыжов. Паша – букинист, занимается старыми книгами, а еще он – путешественник. У нас с ним есть такая традиция – новогодний разговор, итоги года. Во время одного из таких разговоров он мне сказал про то ли 60, то ли 70 рейсов за год (Паша очень много путешествует). Этой весной вирус запер нас с Пашей – двух друзей, двух путешественников – на два с половиной месяца дома. И когда мы первый раз встретились, когда первые карантинные меры сняли, у нас были очень голодные глаза. Мы покатались на велосипедах, а потом сели на берегу Гольяновского пруда, и, смотря в воду, вспомнили о давней идее. Паша сказал, что как раз думал о новой машине. Буквально за несколько дней мы обсудили все подробности, начали подготовку, подготовили документы, сделали тесты, купили билеты и через неделю были во Владивостоке. Там Паша купил машину, и мы поехали на ней в Москву.

Чего ты ожидал от путешествия, и совпали ли эти ожидания с реальностью?

Дорога не нуждается в ожиданиях, не нуждается в основаниях, но я не могу сказать, что ехал в это путешествие без цели. В данный момент я работаю над новой книгой. Это – роман, и это – проза. Сюжеты своих книг я никогда не умел придумывать, просто пишу о своей дороге и о тех людях, которых я в этой дороге встречаю. События романа разворачиваются в 2016 году, во время моего последнего большого путешествия по СНГ с последней на данный момент изданной книгой «Спички». Тогда я отправился в большой тур, который включал в себя 42 города трех стран. Это был март-май 2016-го. И сейчас, этой весной, я начал работать над новой книгой на самоизоляции и понял, что мне хочется освежить в памяти те места, о которых я пишу. Да, я помню все очень хорошо, и заметок у меня очень много о каждом из городов. Но я хотел бы посмотреть в глаза некоторым людям, о которых пишу, узнать, как сложились их судьбы. Даже если не увидеть их лично, хотя бы услышать по телефону. Такое было, например, в Новосибирске, когда я позвонил одному парню, с которым хотел увидеться. У него оказался коронавирус, он был на карантине, но я разговаривал с ним по телефону, и при этом был не в Москве, а в его городе. Это другое ощущение. Поэтому, если цель и была, то вспомнить и увидеть новое. Но, как писал Мандельштам: «Вспоминающий – тот же изобретатель». Это два одинаково важных процесса в поэзии.

Какие города открылись для тебя по-новому? Ведь во многих из них ты уже был. Что зазвучало громче и ярче в посткарантинную эпоху?

Не смотря на то, что я понимаю, как важно менять свое мнение, как важно меняться и расти, в некоторых вопросах мне сложно поменяться. Один из таких вопросов – урбанистика. У меня еще тогда, во время туров 2014-2015-2016 годов, была привычка очень хорошо готовиться к поездкам. Читать историю региона, города, находить основные архитектурные достопримечательности. Я очень редко писал свои впечатления о городах, ни на чем не основываясь, просто – понравилось-не понравилось. Сейчас я боялся, что впечатление от конкретного города изменится за несколько лет, но существенных перемен не произошло. Те города, которые нравились мне раньше, стали еще более любимыми. Это, конечно же, Екатеринбург, Самара, Томск. Многие города, которые не очень нравились (независимо от того, были там концерты или нет), не зашли мне и сегодня.

Все выпуски «Заметок на капоте» очень разные по настроению. Ты позволял городу самому диктовать содержание или ехал в поисках чего-то определенного?

Когда я закончил поездку, то еще раз изучил свой файл, в котором писал заметки. Там, в разделе «важное», осталась только одна строка, так и не опубликованная в сети. Я не сформулировал это в какое-то конкретное определение, но там было написано: «не литература». Если бы я хотел дать «Заметкам на капоте» какой-то подзаголовок — рассказы, эссе, стихи — я бы написал «нелитературная проза», «не литература». Это, конечно, в первую очередь, травелог, при помощи которого я не решал для себя никакие художественные задачи. Однако опыт, почерк, привычка — не знаю, какое слово подобрать — дают о себе знать. Я перечитал эти тексты не один раз, и тоже заметил, что они все разные. Думаю, это просто какая-то литературная привычка: в «нелитературном» тексте создавать динамику, настроение. Но, естественно, это не самое главное. Главное — то, что мы просто видели, то, что случалось с нами. Так что не могу сказать, будто делал это осознанно (воплощал различные настроения), но какая-то степень осознанности в этом есть.

Ты говорил о том, что в этом путешествии очень важны люди, которые тебе встречаются. Кто приходит тебе на ум первым?

Я могу много рассказывать про людей из этого путешествия. Расскажу, наверное, про одного из самых важных. У нас с Пашей есть привычка: в конце каждого путешествия мы пишем бессмысленные и абсолютно субъективные таблички, в которых вспоминаем несколько самых лучших и несколько самых худших впечатлений. По разным критериям: эмоции, люди, города, дорога, еда. И тот человек, про которого я сейчас расскажу, вошел в топ-3 и у меня, и у Паши. К сожалению, не знаю, как его зовут. Между городом Чита и Улан-Удэ находится озеро Арейское, на берегах которого расположен некий пансионат. И люди могут арендовать дом, ставят мангалы, купаются. Когда мы подъехали к воротам (мы хотели пообедать на берегу озера и не знали, что там вообще есть пансионат), то увидели очень обескураживающий высокий забор и шлагбаум с навесным замком. Шлагбаум был невысокий, где-то по колено. Мы сразу же подумали, что не получится попасть, что территория закрыта. Возле шлагбаума сидел мужчина в форме охранника. И когда мы подошли, я сказал ему: «Здравствуйте! А что нужно сделать для того, чтобы попасть к озеру?». Он сказал: «Просто шагните». Это, наверное, самый запоминающийся случай.

Ты говоришь, составляли рейтинг. А какой самый крутой случай, ради которого вообще стоило все это затевать?

Уже в конце поездки я отмечал для себя, что самые впечатляющие переживания оказались, на удивление, самыми простыми. Да, я впервые увидел Тихий океан (ничего себе!), но в топ-3 он у меня, по-моему, на третьем месте. Да, мы ночевали в горах, на берегу горной реки – тоже нет, не лучшее это было. Рано утром, в Екатеринбурге, я проснулся и вышел из дома, Паша еще спал. Я дошел до улицы Вайнера, сел выпить кофе, а потом подумал: утро все равно свободное, может, возьму велосипед в аренду? Я открыл Гугл, и оказалось, что велопрокат находится, во-первых, в 4-х минутах ходьбы, а во-вторых, открывается через 4 минуты. Я допил кофе, пришел в этот велопрокат, взял велосипед, сел на него и поехал. Думаю, это была самая чудесная велопрогулка в моей жизни. Солнечный день, очень ветреный и нежаркий. Несмотря на то, что я ехал по кругу, ни разу не пришлось ехать вверх, все время вниз. Тогда почувствовал, как много в Екатеринбурге Свердловска. Широкие улицы были пусты, а те редкие люди, которых я видел, занимались какой-то чепухой: дети рисовали мелом какие-то квадратики, ели мороженое, мужик с клетчатой сумкой неспешно (хотя сумка была очень тяжелая, это было видно) и гордо шел в сторону ж/д вокзала, текла Исеть. И во всей простоте этой прогулки было какое-то немыслимое очарование. А второе, что помню – тот случай, ради которого стоило ехать. У нас с Пашей накопился некий ряд вопросов, даже не вопросов, а тем, которые мы хотели обсудить, но это были разговоры, как всегда, самые важные: о литературе, о любви, о свободе. Мы не могли обсудить все это в машине, пока я смотрю в навигатор, а часть внимания Паши отдана вождению. И поэтому в какой-то момент в городе Улан-Удэ мы рано освободились, сходили в машину, достали из багажника бутылку вина, которую купили еще во Владивостоке, сели за стол и просто пили вино, разговаривали дома, даже никуда не выходя, несмотря на то, что находились в тот момент за Байкалом. И, как ни странно, это для меня тот случай, ради которого стоило ехать. О, я вспомнил еще одно лучшее, я расскажу, хорошо?

Хорошо.

Оно у меня стоит на первом месте, я про него забыл. Лучшее впечатление было на байкальском острове Ольхон. Мы проделали в этот день огромный путь, очень рано встали, и в итоге приехали на переправу. На переправе паромы ходят медленно, от одного берега к другому, и мы простояли два с половиной часа на переправе. Когда машина все-таки перебралась на другую сторону, и мы выехали с парома, оставался всего час светового дня, солнце уже садилось. Мы посмотрели друга на друга, открыли полностью окна, Паша включил во всю громкость песню «Урал Байкер Блюз» Чижа, и гнал со скоростью 90 или 100 км/ч по абсолютно отсутствующей грунтовке. Пыль летела в окна, хрипел Чиж, мы пронеслись половину Ольхона (не помню, сколько там километров) до места ночевки просто на одном дыхании, за несколько песен. Это самая стремительная дорога, тот момент, когда машина не ехала, а летела над всем этим, и полевые торнадо, закручиваясь, заглядывали в окна. И то тут, то там возникал берег Байкала, который похож на безграничное море. Вот это было мое лучшее впечатление.

А худшее?

Помню два случая. В одном городе, не буду говорить в каком, у меня за вечер произошли три встречи с разными людьми. Это были люди из прошлого, с каждым из которых я не виделся энное количество лет. С кем-то два года, с кем-то лет шесть, и был человек, которого я не видел восемь лет. И все эти три встречи оказались абсолютно выматывающими, высасывающими, очень негативными и пустыми. Во время общения мне приходилось – именно что приходилось – очень много вкладывать, потому что, не смотря на какую-то безусловную теплоту, которая у меня была с этими людьми, что-то все-таки изменилось за время. И я бы пожелал этот вечер, наверное, провести по-другому. А второе впечатление, как ни странно, связано с моим любимым проектом «Живые поэты». У нас сейчас выходит вторая книга лучших стихотворений. Мы работали над ней два года, в нее вошли 119 абсолютно разных поэтов. Для меня это очень важная книга. Так получилось, что я уехал, не завершив несколько технических мелочей. Например, не расставил тексты в окончательном порядке, еще несколько формальных нюансов было. И когда мы прилетели, я вынужден был первые два дня из четырех, которые мы провели во Владивостоке, работать по 16-17 часов в сутки. И особенно был ужасный второй день, когда я проснулся и понял, что у меня вот здесь, за окном – вот оно, море! вот он, океан! – а я еще здесь. То есть путешествие уже началось, а я не могу его начать. А когда ты второй год подряд делаешь книжку, в какой-то момент ты уже не можешь ее видеть. Я уже не мог, и мне пришлось встать, дойти до магазина и купить бутылку коньяка для того, чтобы завершить ее, отправить, и сказать «все».

В плане творчества эта поездка была продуктивной? Заметки сами писались или приходилось садиться и писать, потому что надо?

Последние два текста, точнее, предпоследний и предпредпоследний, были написаны за час, оба. Когда я читал их Паше после этой поездки, он сказал: «Я не ожидал, что у тебя это получается так быстро и так легко». Я подумал тогда, что не совсем у меня это получается. Ну, в том смысле, что некоторые тексты пишутся сложно, долго, тяжело, ответственно, с умом, как вторая книга проекта «Живые поэты». Это единственный текст в моей жизни, у которого было 11 редакций, занявших полгода. Это был текст очень сложный для меня, а «Заметки на капоте» - нет. Это было очень легко, они сами шли, потому что, фактически, я просто описывал, что со мной происходило. Ну и мы сами быстрые, яркие и открытые к людям, у нас постоянно что-то происходило. Никогда не было такого, что не о чем писать.

А стихи писались?

Да.

Какое последнее? Может быть, ты бы даже поделился?

Ни одного дописанного стихотворения не случилось. Я уже неоднократно убеждался, что в таких поездках лучше делать заметки, а потом их уже развивать. Потому что работа над стихотворением – это все-таки работа. И лучше я ей займусь не тогда, когда получаю впечатления. Но впечатлений я насобирал достаточно.

Я так понимаю, что ближайшие твои творческие планы – это «Живые поэты», вторая книга. Чем она отличается от предыдущей?

Действительно, ближайший релиз – это вторая книга лучших стихотворений проекта «Живые поэты». Она выйдет в издательстве АСТ 31 августа. И тут я хочу рассказать про еще одно впечатление из этого путешествия, связанное с «ЖЫ». В какой-то момент мы ехали недалеко от города Улан-Удэ в Иволгинский дацан – самый большой в России буддийский монастырь. Мы заказали экскурсию к этому монастырю, ее нам проводил человек, который за пять минут продемонстрировал, что он очень плохой экскурсовод. Он говорил так, как написаны некоторые книги Вильяма Берроуза или Самуэля Беккета: очень путанно, потоком сознания. «Барабан надо крутить по часовой стрелке, против часовой, добро, жизнь, нирвана, просветление, смерть, смерть – плохо». И после 20 минут этой экскурсии я понял, что он (я писал об этом в «Заметках на капоте») пользуется в своем рассказе двумя ключевыми принципами – повторение, и упрощение. И на этих принципах, в принципе, зиждется то, что мы называем поп-культурой. Так вот, мне кажется, что судьба второй книги окажется менее яркой, чем судьба первой, потому что оба этих принципа были нарушены. Мы отказались от повторения: выбрали абсолютно новое визуальное решение, новый состав авторов с абсолютно другими текстами. Если можно говорить о существовании некоего нового поэтического поколения от 18 до 25 лет, за последние несколько лет у них сильно изменились тексты. Если очень грубо, то стройные рифмованные стихи о любви сменились жесткими политическими и социальными верлибрами и свободными стихами. И в этой книге выдержана совершенно другая тональность. Мы отказались и повторять, и упрощать.

В первой книге было несколько, скажем так, экспериментальных стихотворений, абсолютно не предназначенных для широкого круга читателей. Во второй книге их около 15 или 20. Например, там есть текст, который автор составил из порно-спам-постов, вырезав лишние слова. В нем очень много артефактов языка. Но, тем не менее, по поводу первой книги я не мог сказать, что это самая важная книга года. Мы начали о ней, только когда у нее увеличился дважды тираж, когда о ней написали СМИ. Только тогда мы заговорили об этом. Со второй книгой у меня нет ни единого сомнения в том, что в 2020 году редакция проекта «Живые поэты» выпускает главный поэтический сборник года. По масштабу, по диапазону авторов, текстов, тем, используемых техник это – настоящая энциклопедия языка. А следом за «Живыми поэтами» я продолжу работать над тремя моими книгами. Но я столько лет кормил свою аудиторию обещаниями, что теперь не хочу называть никаких конкретных сроков.


Следите за релизом «Живых поэтов» в социальных сетях проекта, а совсем скоро ждите обзор книги от «Культурь!» ;)