КОРНЕЛЛ ВУЛРИЧ:
пишущий во мраке
пишущий во мраке
О нуаре
Нуар с французского языка переводится как «чёрный», что подразумевает «мрачное настроение» или «тёмную атмосферу»; нечто сумеречное и обреченное.
Причина, по которой в мире употребляется изящный французский термин «нуар», вероятно, связана с серией криминальных книг, изданных во Франции с середины 1940-х годов, под названием «Série noire» или «Черная серия». Однако впервые понятие «roman noir» возникло в той же Франции в XVIII веке. Его применяли для обозначения английского готического романа. Название для мировой литературы того периода неожиданное, но французы словно глядели в воду, поскольку нуар 20-го века является прямым наследником готики. Мрачные улицы Нью-Йорка удушливые особняки, загадочные незнакомцы, зловещая вездесущая Луна, призрачные силуэты в туманах, странные, демонстративно-благородные герои и загадочно исчезающие персонажи в романах Корнелла Вулрича –
это всё та же старая добрая готика на модернистский лад.
Во времена Второй мировой войны, когда в США снимались фильмы-нуар и выходили в печать произведения этого жанра, Франция пребывала под нацистской оккупацией, что лишало её доступа к американской массовой культуре той эпохи. Однако сразу после войны, в 1945 году французское издательство «Галлимар» учредило импринт «Série noire», редактором которого был Марсель Дюамель (к слову, бывший секретарь Эрнеста Хемингуэя). Среди романов, вышедших у них, были произведения ряда американских писателей, в том числе Дэвида Гудиса, Джима Томпсона и Корнелла Вулрича.
Во времена Второй мировой войны, когда в США снимались фильмы-нуар и выходили в печать произведения этого жанра, Франция пребывала под нацистской оккупацией, что лишало её доступа к американской массовой культуре той эпохи. Однако сразу после войны, в 1945 году французское издательство «Галлимар» учредило импринт «Série noire», редактором которого был Марсель Дюамель (к слову, бывший секретарь Эрнеста Хемингуэя). Среди романов, вышедших у них, были произведения ряда американских писателей, в том числе Дэвида Гудиса, Джима Томпсона и Корнелла Вулрича.
В то время как в родной Америке произведения писателей нуара считались культурными однодневками и бульварным чтивом в мягкой обложке с мрачным оформлением, для французских литературных критиков. они стали лучшим выражением экзистенциальной тоски. Ли Сервер отмечает, например, что роман «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» американского писателя Хораса Маккоя приветствовался Сартром и Жидом, оставаясь притом практически неизвестным в Америке; более того, Альбер Камю признавал влияние романа Джеймса М. Кейна «Почтальон всегда звонит дважды» на одну из жемчужин своеготворчества — роман «Посторонний».
“
Те же самые американские романы, переведённые на французский язык для публикации в «Série noire», также частенько служили основой для голливудского кинематографа. После второй мировой войны американские фильмы, снятые по романам Вулрича и Гудиса стали доступны и во Франции. На волне образовавшейся культурной связи между американскими романами, выпущенными издательством «Série noire», и их американскими экранизациями, снятыми зачастую европейскими режиссерами-эмигрантами, французский кинокритик Нино Франк в 1946 году ввел термин «фильмы-нуар», «черные фильмы», если переводить буквально.
Название «Série noire», а возможно и всего жанра, по версии Эдди Даггана и Фрэнсиса Невис-младшего было вдохновлено «чёрной серией» Вулрича – романами, в названиях которых фигурирует слово «чёрный»:«Невеста в Черном (1940); «Черный занавес» (1941); «Черное алиби» (1942); «Черный Ангел» (1943); «Черная Тропа Страха» (в русском любительском переводе — «Одной ночи достаточно») (1944) и «Встречи в Черном» (1948) (в русском переводе — «Встречи во мраке»).
Большинство читателей, благодаря Сэме Спейде и Филипе Марлоу, создали для себя установки, по которым нуар – это исключительно крутой детектив с присущими ему атрибутами. Но это в корне неверное суждение. Поэтому мы остановимся подробнее на вопросе о нуаре и пресловутом крутом детективе, их отличиях и сходствах.
Большинство читателей, благодаря Сэме Спейде и Филипе Марлоу, создали для себя установки, по которым нуар – это исключительно крутой детектив с присущими ему атрибутами. Но это в корне неверное суждение. Поэтому мы остановимся подробнее на вопросе о нуаре и пресловутом крутом детективе, их отличиях и сходствах.
Крутой детектив, он же «хард-боилд», строится на клишированной эстетике: мы видим персонажа, ведущего расследование. Он залихватски бесстрашен, у него есть свой кабинет, на пороге которого однажды появляется бледная красотка, «от которой пахнет неприятностями» – и тут начинается сюжет.
В романах-нуар мы видим слабого, испуганного, тревожно снующего протагониста, который сам является жертвой, преступником или подозреваемым. Конечно, он может быть и копом или даже частным детективом, но над его головой неизменно покачивается дамоклов меч виктимности. То есть это человек, который принимает участие в преступлении («Двойная страховка», «Почтальон звонит дважды» Кейна) или расследует его, но без запоминающегося апломба Филипа Марлоу и Сэма Спейда. Его расследование напоминает копание в мешке, полном лезвий, прикосновение к каждому из которых может стать смертельным для героя или его близких (идеальная иллюстрация этому — «У ночи тысяча глаз», «Встречи во мраке» Вулрича). Наверное поэтому в нуаре не так распространена серийность, как в «крутом детективе». Дэшил Хэммет написал несколько
книг про детектива Сэма Спейда, ещё больше книг о частном детективе Филипе Марлоу написал Рэймонд Чандлер. Им не уступает Росс Макдональд со своим Арчером. Но много ли мы знаем серий книг про обреченных детективов? Отсутствие серийных детективных историй в нуаре обосновано не только воплощением фатума — лейтмотива нуара — и уникальностью каждой истории, но и наличием сюжетов, где расследованием занимается обычный человек, не получивший должной поддержки со стороны правоохранительных органов (очень хороший пример — «Леди-призрак» Вулрича). Также дорогие читатели не должны забывать, что в нуаре немало историй, в которых все проблемы и беды исходят от этих самых «правоохранительных органов». Подробнее об этом говорится в разделе «Полицейская жестокость».
Крутой детектив практически всегда основан на остросюжетной детективной истории, где есть всё, что мы любим: быстрая смена действий, стрельба, погоня, складывание пазлов улик и иногда неожиданная развязка. Заметьте, практически все перечисленные критерии касаются внешнего мира, не героя. Герой же в таком детективе нередко наделен архетипическими чертами рыцарей: это человек, блуждающий по жалким улицам, хоть сам он далеко не жалок.
В нуаре ситуация прямо противоположная. Авторы романов-нуар раскрывают перед читателями внутренний трагичный мир героя. И, как было сказано ранее, главный лейтмотив нуара — это рок, фатум, обречённость, судьба, как азартный игрок с человеческими жизнями. У нуарных героев ворох внутренних проблем – здесь и недостаток любви, и психические расстройства, и хождение на грани распада личности, и путь саморазрушения. Впрочем внешний мир романов-нуар не намного радостнее. Вокруг боль, ложь, безвыходность, отчаяние, тупики цинизм и бессилие. Надо отметить, что благодаря этому художественная вселенная романов-нуар представляет и социально-историческую ценность.
Все упомянутые черты — это не какие-то нарочитые фантазии авторов,
Все упомянутые черты — это не какие-то нарочитые фантазии авторов,
а литературное воплощение типичных настроений, царивших в американском обществе со времён краха на Уолл-Стрит и до конца Второй мировой войны. Они во многом и сформировали старый американский нуар. При этом сложно приписать их исключительно одной стране или нации: разломы в обществе, вызванные разломами в экономике – закономерные процессы. Достаточно вспомнить немецкий экспрессионизм, получивший популярность после Первой мировой войны, невыразимо печальные творения русских эмигрантов («Солнце мёртвых» Шмелёва; «Окаянные дни», «Тёмные аллеи» Бунина, «Камера обскура» Набокова), пронзающую тоску повестей Кивинова, выпущенных в суровые девяностые. Нуар — это всегда летопись краха.
“
Отто Пензлер говорил о нуаре и его персонажах: «Герои в этих экзистенциальных, нигилистических сказках обречены. Возможно, смерть не достанет некоторых из них, но они, скорее всего, сами возжелали бы покинуть этот мир, ибо жизнь, подстерегающая их в дальнейшем, несомненно будет столь мерзкой, столь потерянной и одинокой, что им будет проще, свернувшись калачиком, покончить с ней. И, будем откровенны, они этого заслуживают».
Также Пензлер отмечает, что героев в традиционном понимании в нуаре нет — есть только персонажи, от лица которых ведётся повествование. В этом-то и заключается основное отличие нуара от крутого детектива. Эти две подкатегории жанра криминальных историй не просто разнятся, но и являются философски противоположными друг другу. В нуаре центральный персонаж не может или не хочет изменить окружающую его печальную действительность, она для него враг, он хочет спастись от неё, а герой крутого детектива как раз наоборот стремится преобразовать мир вокруг себя (в лучшую сторону, разумеется).
Как и любой жанр, старый американский нуар со временем сформировал собственные литературные шаблоны, ставшие знаковыми как для него самого, так и для периода двадцатых-тридцатых годов. Я всегда заостряю внимание на эпохе. Ведь в той же Америке в разные эпохи у нуара были разные штампы, в которых, как в зеркале, отразился исторический период. В 30-40-е годы у нуара были следующие жанровые и стилистические клише: роковая женщина, злоупотребление табачными изделиями, тема рока и, что более всего отличает нуар от других жанров — дремучая атмосфера декаданса. Только здесь она заметно отличается от декаданса XIX века. Проще говоря, мы имеем дело с модернистским декадансом — грубым, вульгарным, нанизанным на стержень гипертрофированного реализма.
В своей работе «Корнелл Вулрич: письмо в темноте» Эдди Дагган, доцент Университета Саффолка, так же чётко разделяет понятия «нуар» и «крутой детектив». Есть две волны. В первую входят Хэммет, Чандлер и Кейн — нечестивая троица, из-под пера которой выходили истории о «крутых парнях». Их работы являются основополагающими для жанра крутого детектива. Но наряду с ними существовала вторая волна — Корнелл Вулрич, Дэвид Гудис и Джим Томпсон. О принадлежности Кейна к той или иной группе можно спорить, ведь если вспомнить его самые знаменитые работы — глубокую психологическую драму «Почтальон всегда звонит дважды», печальную «Милдред Пирс» и напряжённую «Двойную страховку», — в них непросто найти элементы крутого детектива И хотя многие из творений тройки нуарных писателей в определённой степени соприкасаются с жанром крутого детектива, они отличаются от первой волны по нескольким важнейшим параметрам. Именно их стоит идентифицировать как чистый нуар, а не крутой детектив.
Также различие между писателями крутых детективов и писателями нуара можно условно
Также различие между писателями крутых детективов и писателями нуара можно условно
охарактеризовать двумя тенденциями: тенденцией крутого детектива в грубой форме изображать фон институционализированной коррупции; и тенденцией нуара сосредотачиваться на психологических аспектах, будь то отчаяние, паранойя или какой-то другой внутренний кризис.
Но эти две волны ни в коем случае не исключают друг друга: крутой детектив вполне может содержать элементы нуара, и наоборот.
Для крутого детектива институционализированная коррупция воспринимается как данность — коррумпированные полиция, судебная система, политики. Для нуара такая же данность — зловещие улицы, по которым снуют психологически неустойчивые персонажи. Нестабильность и неопределённость — это ключевые черты главных героев нуара, которыми, вполне возможно, страдали и сами авторы. Также, ссылаясь на Даггана, нужно уточнить, что нестабильность и неопределённость заключаются в параноидальной незащищенности, сомнении и страхе по поводу идентичности, сексуальности и личной безопасности.
Но эти две волны ни в коем случае не исключают друг друга: крутой детектив вполне может содержать элементы нуара, и наоборот.
Для крутого детектива институционализированная коррупция воспринимается как данность — коррумпированные полиция, судебная система, политики. Для нуара такая же данность — зловещие улицы, по которым снуют психологически неустойчивые персонажи. Нестабильность и неопределённость — это ключевые черты главных героев нуара, которыми, вполне возможно, страдали и сами авторы. Также, ссылаясь на Даггана, нужно уточнить, что нестабильность и неопределённость заключаются в параноидальной незащищенности, сомнении и страхе по поводу идентичности, сексуальности и личной безопасности.
Нуарный мир Корнелла Вулрича словно соткан из отчаяния. Возможно, страх, выраженный в его произведенияха, является одним из способов сублимации собственных психологических травм писателя. В глобальном плане сочинения Вулрича могут рассматриваться как своего рода социальный индикатор, указывающий на давление более широких культурных страхов и тревог.
Нуарный мир Корнелла Вулрича словно соткан из отчаяния. Возможно, страх, выраженный в художественной литературе Вулрича, является одним из способов сублимации его собственных психологических трав. В глобальном плане сочинения Вулрича могут рассматриваться как своего рода социальный индикатор, указывающий на давление и напряжение более широких культурных страхов и тревог.
Что до глобально-исторической панорамы, то послевоенный перелом несколько изменил представления о мужественности, поскольку женщин, которых с неохотой освобождали от их ролей военного времени, призывали посредством культурных достижений, включая популярные романы и фильмы, отказаться от недавно обретенной эмансипации и вернуться к ролям домохозяек. Помимо «угрозы» независимой женщины, послевоенная Америка пребывала под страхом угрозы коммунизма. Когда Штаты переживали суровую эпоху маккартизма — эпоху великой паранойи, когда даже космополитический Голливуд старался «изгнать» политически «неблагонадёжных», — страхи отдельных людей или крупных социальных групп быть захваченными получили отклик в популярной художественной литературе. Поэтому ничего удивительного в том, что в 1940-е и 1950-е годы — пик великой американской политической и культурной паранойи — совпал с самыми плодотворными временами Вулрича — великого транслятора паранойи.
В своем исследовании популярной художественной литературы в эпоху холодной войны «Pulp-ультура: Крутой детектив и Холодная война», Вуди Хаут замечает: «Корнелл Вулрич, не сумев сохранить достаточную перспективу, попал под влияние своих собственных творений от «Окна в двор» до «Вальса во тьму».
“
Итак, хард-боилд – это поджанр детективной литературы, повествующий о сыщиках и их заказах. В нём есть явные герои со своим моральным набором, их стремление изменить мир к лучшему, резкое деление на добро и зло. С историко-литературной точки зрения, сюжеты о защитниках общества известны ещё со средневековья. Да, у Спейда и Марлоу есть что-то общее с Кухулином, Беовульфом и Роландом, только это общее хранится под толщей американского напускного оптимизма.
А что же нуар? Если рассматривать его как жанр, я бы дал следующее определение: это мрачная элегия увядающей и растворяющейся в пороке души. Мир здесь – чудовищное место, где опасность подстерегает за каждым углом и кочкой. В отличие от «крутого детектива» — чисто американского изобретения – нуар свободен в полёте. Он эксплуатирует вечные страхи и потери, которые не зависят ни от времени, ни от страны, где происходит событие. А посему, попадая в ту или иную эпоху, в ту или иную страну, он обрастает её культурно-этическими особенностями, но не теряет своей сущности. И помимо американского нуара 30-40-х годов существует немало иных проявлений нуара с совершенно иным культурным колоритом.
Итак, помните всегда закон Пензлера: «Нуар — это истории о проигравших, а не о частных сыщиках».
Итак, помните всегда закон Пензлера: «Нуар — это истории о проигравших, а не о частных сыщиках».
Заключение
Мы поговорили с вами о великом декаденте Вулриче – и его духовном самоуничтожении, о его мрачном мире и о жанре, в котором он, пожалуй, и по сей день остаётся бессменным королём. В статье я старался соблюдать обзорный характер и абстрагироваться от выводов, которые предполагают ответственность. Но, всё же в заключении я позволю себе небольшую вольность.
Итак, как представить себе жуткий хронотоп Вулрича – вязкий, жаркий, местами просыревший, губительный? Возьмите волшебную лампу, добавьте в неё оттенки «Города грехов» Фрэнка Миллера, атмосферу первых двух игр «Max Payne» от «Remedy», зловещий лоск персонажа Роршаха из графического романа «Хранители» Алана Мура, сдобирите чернейшим звучанием музыкального коллектива «Bohren und der Club of Gore». Потрясите эту лампу и загляните в неё. Будьте осторожны, ступая в эту тьму.
Источники
Frank Krutnik – «In a Lonely Street: Film Noir, Genre, Masculinity» (1991)
Otto Penzler - «Noir Fiction Is About Losers, Not Private Eyes»
Cornell Woolrich – «An Obsession with Death and Dying: Volume One (The Death and Dying Series)»
Otto Penzler and James Ellroy «The Best American Noir of the Century (The Best American Series)»
Eddie Duggan – «Writing in the Darkness: The World of Cornell Woolrich». Crimetime (1999)
Frank Krutnik – «In a Lonely Street: Film Noir, Genre, Masculinity» (1991)
Otto Penzler - «Noir Fiction Is About Losers, Not Private Eyes»
Cornell Woolrich – «An Obsession with Death and Dying: Volume One (The Death and Dying Series)»
Otto Penzler and James Ellroy «The Best American Noir of the Century (The Best American Series)»
Eddie Duggan – «Writing in the Darkness: The World of Cornell Woolrich». Crimetime (1999)
